| Аннотация | Предлагается текстологический анализ экстренного подзаконного
нормотворчества и решений федеральных и региональных органов власти РФ,
столкнувшихся с необходимостью принятия весной 2020 г. жестких антивирусных мер, предотвращающих распространение COVID-19 в России. Благодаря нейтральному «безмолвствию» президента РФ, активной и точечной деятельности
правительства РФ (в том числе нефинансового характера), неограниченному ведомственному нормотворчеству Роспотребнадзора и имплементации «режима
повышенной готовности» главами субъектов РФ весной 2020 г. были приняты
чрезвычайные и противоэпидемические государственные меры, внедряющие существенные ограничения деятельности и перемещений лиц, в том числе с помощью цифровых разрешений, цифрового контроля/мониторинга и криминализации нарушений правил. В начале пандемии ограничения и запреты имели
принудительный и тотальный характер, узаконивали усиленную медикализацию
повседневности, потому получили в бюрократическом и обывательском дискурсах новые обозначения — «режим повышенной готовности», «социальное дистанцирование», «самоизоляция», «локдаун», «карантин», «социальный мониторинг»,
«цифровой пропускной режим», «дистанционная работа/обучение». В результате
главы субъектов РФ, отдельные профессиональные группы (медики, предприниматели, чиновники, контролеры) и обыватели оказались крайне уязвимыми
в новой небезопасной и медикализированной реальности, заведомо виновными
в (био)этическом и юридическом смыслах в своих действиях и решениях — как
(не)внедрения чрезвычайных/экстраординарных государственных мер, так и (не)выполнения профессиональных обязанностей и отклонения от многочисленных и запутанных чрезвычайных правил. В работе я иллюстрирую бюрократическую логику принятия ключевыми властными акторами весенних экстренных
решений по недопущению распространения коронавирусной инфекции (2019-
nCoV) в начале пандемии, а также законность и эффективность «плотного государственного регулирования». Материалами для анализа послужили более 60
нормативно-правовых актов и несколько сотен распорядительных и рекомендательных документов, принятых и измененных в начале пандемии (весной 2020 г.),
а также использованных для предотвращения распространения COVID-19 в России и Москве. |
|---|